Аэропорт - Страница 149

149

— Вроде того. И пробил в самолёте довольно-таки большую дыру. Забыл измерить.

Их беспечно-небрежный тон был лишь маской, и оба это понимали. Хэррис всё еще продолжал выравнивать самолёт, удерживая его на постоянной высоте и на курсе. Он сказал, желая приободрить коллегу:

— План у вас был отличный, Вернон. Всё могло бы пройти как по маслу.

— Могло бы, но не прошло. — Димирест повернулся ко второму пилоту. — Ступайте в туристский салон. Осмотрите повреждения и доложите по внутреннему телефону. Потом помогите, чем сможете, людям. Нам надо знать, много ли пострадавших и насколько серьёзно. — И только тут впервые Вернон Димирест позволил себе сформулировать ту мысль, которая подсознательно жгла его мозг. — И выясните, что там с Гвен.

С Торонтского центра начали поступать сведения, которые запросил Энсон Хэррис: аэропорт Торонто всё ещё закрыт — все взлётно-посадочные полосы заметены снегом. В Детройтском аэропорту все взлётно-посадочные полосы закрыты для регулярных рейсов, но в случае крайней нужды и экстренной посадки снегоуборочные машины могут расчистить полосу три, левую. На полосе — пять-шесть дюймов снега, под ним — лёд. Видимость в Детройте — шестьсот футов и перемежающийся шквальный снегопад. В аэропорту Линкольна все взлётно-посадочные полосы расчищены и могут быть использованы, кроме полосы три-ноль, которая заблокирована и потому временно закрыта. Видимость — одна миля; ветер северо-западный, порывистый, тридцать узлов в час.

Энсон Хэррис сказал Димиресту:

— Я не намерен выливать горючее.

Димирест понял ход мыслей Хэрриса и утвердительно кивнул. Даже если им удастся довести самолёт до аэропорта, посадка неизбежно будет трудной и опасной из-за большого запаса горючего, которое они должны были израсходовать в полёте до Рима. Тем не менее при наличии повреждения выливать горючее ещё рискованнее. В результате взрыва и поломок в хвосте могло возникнуть короткое замыкание или трение металла о металл, вызывающее искры. При сливе горючего в полёте одной искры будет достаточно, чтобы лайнер превратился в пылающий жертвенный костёр. Оба пилота рассуждали так: лучше не рисковать в воздухе и пойти на тяжёлую посадку.

Однако по тем же соображениям посадку в Детройте — ближайшем крупном аэропорту — можно было производить лишь в самом крайнем случае. При большом весе самолёт приземлится на повышенной скорости. Нужна длинная посадочная полоса, чтобы за время пробежки успеть затормозить. А полоса три, левая, — самая длинная в Детройтском городском аэропорту, — покрыта снегом и обледенела, условия — хуже не придумаешь.

Было и ещё одно обстоятельство: где бы ни совершил посадку повреждённый самолёт, нельзя было предугадать, в какой мере он будет управляем при неисправности руля направления — а то, что он неисправен, пилоты знали, хотя не знали — насколько.

Наиболее безопасные условия посадки мог предложить только аэропорт Линкольна. Но до него оставалось ещё по меньшей мере час лёта. Они летели со скоростью в двести пятьдесят узлов, то есть значительно медленнее, чем на большой высоте, и Энсон Хэррис продолжал снижать скорость, чтобы не усугублять повреждений. К несчастью, и это не облегчало их положения. На десяти тысячах футов самолёт начало трясти и появилась вибрация в хвостовой части. На этой высоте всё ещё бушевала снежная буря, для которой в более высоких слоях атмосферы самолёт был недосягаем.

Таким образом, основным и решающим был сейчас вопрос: смогут ли они продержаться в воздухе ещё час?

Трудно было поверить, но с момента взрыва и начала разгерметизации прошло меньше пяти минут.

А тем временем воздушный диспетчер запрашивал снова:

— «Транс-Америка», рейс два, сообщите ваши намерения.

Вернон Димирест ответил, запросил курс на Детройт и добавил, что размеры повреждений ещё уточняются. А где они будут садиться — в Детройте или где-либо ещё, — он сообщит через несколько минут.

— «Транс-Америка», рейс два, вас понял. Детройт освобождает от снегоуборочных машин полосу три, левую. Впредь до дальнейших указаний там будут готовиться к экстренной посадке.

Звякнул телефон внутренней связи. Говорил Сай Джордан, стараясь перекричать рёв ветра:

— Капитан, здесь большая пробоина, примерно в шесть футов, позади задней двери. Кухня, туалеты и всё вокруг завалено обломками, но, насколько я могу судить, машина пока не рассыпается. Бустер оторвало к чёрту, но тросы управления как будто в порядке.

— А плоскости оперения как? Видно вам что-нибудь?

— Похоже, сорвало обшивку, она попала на стабилизатор, и его заклинило. Помимо этого, я вижу снаружи несколько дыр и вмятин, — по-моему, от обломков. Но так вроде ничего не болтается — по крайней мере, на виду. Основная сила взрыва, должно быть, пошла вбок.

Этого-то и не предусмотрел Герреро. Он с самого начала ошибся в расчётах. Его и тут постигла неудача.

Он не учёл — и в этом заключался его главный просчёт, — что, как только фюзеляж будет пробит, взрывная волна устремится наружу и разрежённая атмосфера сразу ослабит силу взрыва. Кроме того, он не знал, как прочно сконструирован современный воздушный лайнер, и в этом был его второй просчёт. В пассажирском лайнере предусмотрено такое дублирование всех систем, при котором повреждение одной из них не может вывести из строя всю систему управления. Лайнер может быть уничтожен бомбой, но лишь в том случае, если взрывом — случайно или преднамеренно — будут выведены из строя все наиболее важные его узлы. Всего этого и не учёл Герреро.

149