«СОГЛАСНО НЕПРОВЕРЕННЫМ ДАННЫМ…»
По мере того как Димирест писал, лицо его, на которое падали отблески света, становилось всё более угрюмым, сосредоточенным. Он подтвердил приём и отключился, не прибавив ни слова. Всё так же молча он протянул блокнот Энсону Хэррису. Наклонившись к свету, тот прочёл радиограмму, негромко свистнул и передал блокнот через плечо Саю Джордану.
Текст заканчивался словами:
...«ПРЕДЛАГАЕМ ВЕРНУТЬСЯ ИЛИ СОВЕРШИТЬ ПОСАДКУ ПО УСМОТРЕНИЮ КОМАНДИРА».
Оба старших пилота понимали, что возникает вопрос о том, кто будет принимать решение. Хотя самолёт в этом рейсе пилотировал Энсон Хэррис, а Вернон Димирест выполнял обязанности пилота-контролёра, всё же решающее слово оставалось за ним как за командиром экипажа.
В ответ на вопросительный взгляд Хэрриса Димирест буркнул:
— Кто в левом кресле — вы или я? Чего же мы ждём?
Хэррис размышлял недолго. Он сказал:
— Повернём обратно, но очень пологим разворотом — так, чтобы не заметили пассажиры. И пошлём Гвен Мейген опознать этого типа, из-за которого там подняли переполох: никто из нас, само собой разумеется, не может появиться в салоне — это его вспугнёт. Ну, а потом, — он пожал плечами, — я полагаю, придётся действовать сообразно с обстоятельствами.
— Согласен, — сказал Димирест. — Вы разворачивайте машину, а я возьму на себя салон. — Он трижды нажал кнопку, вызывая Гвен.
Тем временем Энсон Хэррис связался по радио с воздушным диспетчером и кратко сообщил:
— Говорит «Транс-Америка», рейс два! У нас возникли трудности. Прошу разрешения на возвращение в аэропорт Линкольна и на ведение радаром отсюда до аэропорта.
Хэррис уже прикинул в уме возможности посадки в каком-либо другом аэропорту. Оттава, Торонто и Детройт, как им сообщили при взлёте, были закрыты из-за снегопада. К тому же, чтобы обезвредить опасного пассажира, команде требовалось время, что также говорило в пользу возвращения на базу.
Хэррис не сомневался, что Димирест пришёл бы к такому же решению.
Откуда-то снизу, преодолев расстояние в шесть миль, до них долетел голос диспетчера Торонтского центра:
— «Транс-Америка», рейс два, вас понял. — И после короткой паузы: — Можете начинать разворот влево, курс два-ноль. Готовьтесь к перемене эшелона.
— Вас понял, Торонто. Начинаем пологий разворот.
— «Транс-Америка», рейс два, пологий разворот одобрен.
Как обычно в таких случаях, переговоры велись тихо. Как в воздухе, так и на земле понимали, что спокойствием можно достичь большего, чем излишним волнением и нервозностью. По характеру полученного сообщения диспетчер на земле сразу понял, что самолёт терпит или может потерпеть бедствие. Лайнеры, совершающие рейсовый полёт, не прерывают его внезапно и не поворачивают обратно без серьёзной причины. Вместе с тем диспетчер знал, что командир корабля в случае необходимости сразу подаст сигнал бедствия и незамедлительно сообщит причину. А пока этого не произошло, диспетчер не должен отвлекать команду и задавать ненужные вопросы.
Любая помощь, какая потребуется, будет оказана с максимальной быстротой и без лишних расспросов.
Но уже и сейчас машина наземных служб заработала вовсю. В Торонтском центре, расположенном в красивом современном здании милях в четырнадцати от города, диспетчер получив сообщение рейса два, подозвал старшего по группе. Старший немедленно установил контакт с другими секторами и стал расчищать воздушное пространство как впереди попавшего в беду самолёта, так и непосредственно под ним — последнее из предосторожности, на всякий случай. Тотчас оповестили Кливлендский центр о том, что рейс два, недавно переданный им Торонтскому центру, возвращается обратно и надо следить за его полётом. Оповестили и Чикагский центр, которому предстояло принять рейс от Кливлендского.
В кабину самолёта тем временем поступило указание от диспетчера:
— Начинайте спуск до эшелона два-восемь-ноль. Доложите освобождение эшелона три-три-ноль.
Энсон Хэррис подтвердил приём:
— Торонтский центр, говорит рейс два «Транс-Америки». Начинаем снижаться.
Сай Джордан по распоряжению Хэрриса уже сообщил диспетчеру авиакомпании по её радиоканалу о решении возвратиться в аэропорт.
Дверь кабины отворилась. Вошла Гвен Мейген.
— Если меня вызвали потому, что вам нужны ещё тарталетки, — сказала она, — то прошу прощения, но вы их не получите. К вашему сведению, у нас на борту, кроме вас, есть ещё и пассажиры.
— Вашим нарушением субординации я займусь позднее, — сказал Димирест, шутливо подражая её безупречному произношению. — А сейчас… У нас тут небольшая неприятность.
На первый взгляд, в кабине пилотов ничего не изменилось с тех пор, как была получена радиограмма управляющего перевозками, однако чувствовалось, что от прежнего спокойно-безмятежного настроения не осталось и следа. Несмотря на внешнее спокойствие, все трое пилотов были собранны, каждый находился в состоянии полной готовности и ощущал эту готовность в других. Для достижения этого умения быстро и квалифицированно принимать ответственные решения в трудной обстановке пилоты на своём пути к креслу командира корабля проводили долгие годы в упорных тренировках и накапливали опыт. Само по себе умение пилотировать воздушный корабль приобреталось без особого труда, и не просто за это пилоты пассажирских рейсов получали своё хорошее жалованье, а за высокое искусство пилотирования и самолётовождения, требующее находчивости, самообладания и особой авиационной мудрости. И сейчас Вернон Димирест, Энсон Хэррис и — хотя и в меньшей степени — Сай Джордан проявляли эти свои качества на деле. Положение на борту самолёта ещё не стало критическим, и при удаче всё вообще могло обойтись. Но если катастрофа неизбежна, команда была готова к ней.