Аэропорт - Страница 106

106

— «Транс-Америка», рейс два, выруливайте на взлётную полосу два-пять и ждите. На полосу один-семь левую садится самолёт.

Полоса один-семь левая пересекала полосу два-пять. Одновременное пользование обеими полосами несомненно таило в себе опасность, но опытные диспетчеры умели так разводить взлетающие и идущие на посадку самолёты, что в точке пересечения никогда не могло оказаться двух самолётов сразу и вместе с тем не терялось зря ни секунды драгоценного времени. Пилоты, слыша по радио, что обе полосы находятся в работе, и учитывая опасность столкновения, со скрупулёзной точностью выполняли все указания диспетчеров.

Вглядевшись в снежную вьюгу, Димирест различил огни снижающегося самолёта.

Энсон Хэррис быстро и умело вывел машину на полосу два-пять и нажал кнопку своего микрофона.

— Говорит «Транс-Америка», рейс два. Вас понял. Вырулился и жду. Вижу идущий на посадку самолёт.

Садившийся самолёт ещё не успел пронестись над их взлётной полосой, как снова раздался голос диспетчера:

— «Транс-Америка», рейс два, взлёт разрешаю. Давай, давай, друг.

Последние слова не входили в диспетчерскую формулу, но для пилотов и диспетчеров они означали одно и то же: «Ну же, взлетайте, чёрт побери! Ещё один самолёт идёт на посадку». Уже мелькнули в опасной близости от земли чьи-то чужие огни, стремительно приближавшиеся к полосе один-семь.

Энсон Хэррис не стал медлить. Он нажал на педали тормозов, затем сдал все четыре сектора газа вперёд почти до упора, давая двигателям полную тягу.

— Уравняйте тягу, — распорядился он; Димирест между тем подобрал положение секторов, при котором все четыре двигателя получали топливо поровну; ровное гудение их постепенно переходило в грозный рёв. Хэррис отпустил тормоза, и 731-ТА рванулся с места.

Вернон Димирест передал на КДП:

— «Транс-Америка», рейс два, пошёл на взлёт, — и тут же отдал от себя штурвал, в то время как Хэррис, левой рукой управляя носовым колесом, правой взялся за секторы газа.

Самолёт набирал скорость. Димирест крикнул:

— Восемьдесят узлов!

Хэррис кивнул. Бросив носовое колесо, взялся за штурвал. В снежном вихре промелькнули огни взлётной полосы. На скорости сто тридцать узлов Димирест — в соответствии с произведённым заранее расчётом — сообщил Энсону Хэррису, что критическая скорость, при которой ещё можно отменить взлёт и остановить лайнер в пределах взлётной полосы, достигнута. Превысив эту скорость, самолёт мог идти только на взлёт… Но вот он уже перешёл за эту грань и продолжал набирать скорость. Пересечение взлётных полос осталось позади, справа сверкнули огни идущего на посадку самолёта — ещё мгновение, и он пересечёт полосу в том месте, где только что был их лайнер. Риск плюс точный расчёт снова оправдали себя; только пессимисты могут думать, что когда-нибудь такой риск… На скорости сто пятьдесят четыре узла Хэррис взял на себя штурвал. Носовое колесо приподнялось, самолёт находился в положении отрыва от земли. Ещё мгновение, и, набирая скорость, он поднялся в воздух.

— Убрать шасси, — приказал Хэррис.

Димирест протянул руку и толкнул вверх рычаг на центральной панели управления. Звук убираемого шасси прокатился дрожью по фюзеляжу, и створки люков, куда ушли колёса, со стуком захлопнулись.

Самолёт быстро набирал высоту — он уже поднялся на четыреста футов над землёй. Ещё несколько секунд, и он уйдёт в ночь, в облака.

— Закрылки на двадцать градусов.

Выполняя команду пилотирующего, Димирест перевёл селектор с отметки тридцать на двадцать. Когда закрылки, облегчая набор скорости, слегка приподнялись, самолёт на какой-то миг «просел», и возникло ощущение падения как бы в воздушную яму.

— Закрылки убрать.

Теперь закрылки были полностью убраны.

Димирест мысленно отметил для своего последующего рапорта, что ни разу за время взлёта он ни в чём не мог упрекнуть Энсона Хэрриса, безупречно поднявшего лайнер в воздух. Да ничего другого он от него и не ждал. Несмотря на все свои недавние придирки, Вернон Димирест знал, что Хэррис пилот экстра-класса, столь же пунктуальный в работе, как он сам. Именно поэтому Димирест предвкушал, что сегодняшний ночной перелёт в Рим будет лёгким и приятным.

Прошло всего несколько секунд с тех пор, как они оторвались от земли. Продолжая забираться всё выше, самолёт пролетел над краем взлётного поля; огни аэродрома уже едва приметно мерцали сквозь снежную пелену. Энсон Хэррис перестал глядеть в окно и сосредоточил всё своё внимание на приборах.

Второй пилот Сай Джордан, наклонившись вперёд со своего кресла бортмеханика, взялся за секторы газа, чтобы уравнять тягу всех четырёх двигателей.

В облаках сильно болтало — начало полёта не могло доставить пассажирам особого удовольствия. Димирест выключил световое табло «не курить», оставив табло «Пристегните ремни» гореть до тех пор, пока лайнер не достигнет высоты, на которой прекратится болтанка. Тогда либо сам Димирест, либо Хэррис сделают обращение к пассажирам. Пока им было не до этого, сейчас пилотирование самолёта приковывало к себе всё внимание.

Димирест доложил по радио на КДП:

— Делаем левобортовой вираж, курс один-восемь-ноль; высота — тысяча пятьсот футов.

Он заметил усмешку, пробежавшую по губам Энсона Хэрриса при словах «левобортовой вираж» вместо обычного «левый вираж». Димирест выразился правильно, но не по уставу. Это была его собственная, димирестовская, манера выражаться. Такого рода словечки были в ходу у многих пилотов-ветеранов — в них проявлялось их бунтарство против бюрократического языка командно-диспетчерских пунктов, который в современной авиации стал считаться как бы обязательным для всего лётного состава. Диспетчеры нередко узнавали того или иного пилота по таким вот словечкам.

106